Газета "Воскресные вести"

С недавнего времени визиты правящего архиерея в Дзержинск стали обыкновением, при этом программа посещения всякий раз остается насыщенной до предела. Вот и 18 сентября владыка Георгий освятил храм Всех Святых на городском кладбище, встретился с молодежью в общественно-политическом центре, навестил Православную гимназию имени Серафима Саровского.

Освящения храма на кладбище горожане ждали уже давно. Погост - это место, где церковное служение всегда было особенно востребовано людьми. Даже за то время, пока религия в нашей стране была вне закона, власти не смогли вытравить потребности людей соблюдать погребальные обряды. Утратив радость о Воскресении Христовом и творческую потребность в богообщении, народ, прежде бывший богоносцем, упрямо хранил обычай хоронить усопших «как положено». Да и сейчас родительские субботы собирают больше народу, чем двунадесятые праздники.

Это неплохо, если таинство смерти - как веревка, привязанная к языку колокола, дотронешься - и зазвенит вера радостными открытиями. Но в жизни чаще всего происходит так, что, потребляя церковные обряды, как услуги, люди ограждают себя от проникновения в светлую и простую суть христианства. Вызывают священника, как шамана, заказывают отпевание, как камлание и не хотят слышать о том, что «Богу нужно сердце», что сердечные, слезные молитвы самых близких - это то, что усопшему важнее всего в трудный час кончины земной жизни.  Храм на кладбище, безусловно, нужен. Вот только как сделать  так, чтобы он стал местом умной и сердечной молитвы, а не подобием языческого капища? 

Только просвещением. И нельзя сказать, что сейчас ничего не делается в этом направлении. Наоборот - за короткое время правления нового патриарха Кирилла Церковь даже успела стяжать изрядную долю критики за активное миссионерство, которое скептики посчитали пропагандой. А поддержка правительством миссионерских подвижек  и вовсе позволила говорить об опасности встраивания Церкви в государственные структуры и превращения православия в идеологию, с помощью которой можно манипулировать людьми.

Опасность такая существует. О ней не скажешь лучше, чем это сделал Достоевский в «Братьях Карамазовых» - в «Легенде о великом инквизиторе». Помните, где эксплуатирующий христианскую идеологию церковник самому Христу говорит «Пойди прочь!»? Эту опасность остро чувствуют юные сердца. Отсюда каверзные, едкие вопросы студентов на встрече с Владыкой о методах привлечения паствы, отсюда протестное поведение - многие сочли возможным вставать и уходить из зала прямо во время речи архиепископа.

Что тут можно возразить? Парадокс в том, что именно для христианина минимальна вероятность стать жертвой какой бы то ни было идеологии. Великого инквизитора выберут как раз те люди, которые относятся к церкви, как к бюро услуг, а к таинствам - как колдовским обрядам. Христианин же сделает выбор Алеши Карамазова - выбор умного сердца.

И утверждение, что насаждение христианского смирения поможет держать народ в узде при любых обстоятельствах - весьма сомнительно. Смирение христианина простирается до тех пор, пока не посягают на правду. Смирение - это вовсе не состояние заколдованной Марьи-искусницы «что воля, что неволя, все равно», это способность радоваться о главном, когда второстепенное смерчем поднимается вокруг. Для этого нужно состояться как личность. Недаром же в одной из молитв в перечне «прости меня, Господи, такого-сякого-разэдакого» - приводится не только «блудного, жестокого, немилостивого...», но и «безличного, бездерзновенного». Это грех, понимаете - быть безличным и бездерзновенным.

Конечно, как для русской культуры есть опасность остаться без Рублева, Чайковского, Достоевского - при одних только кокошниках и матрешках, так и для Церкви страшно учредить повсеместно внешнее благочестие без сердцевины, середочки, камня краеугольного - веселья сердечного, которым дышит христианство, которое сквозит во всем, что подлинно. Но радость веры не зависит от системы взаимоотношений власти и Церкви, она объективна и свободна - «дух Божий дышит, где хочет». И обидно, когда опасения оказаться жертвой идеологического манипулирования встают на пути к этой радости. Горько, что протестный отказ вслушиваться, вчитываться, вдумываться, вгрызаться в познание падает гирькой на весы - как раз на чашу идеологии.

И как бы это ни казалось парадоксальным, но опора противостояния идеологизации веры - именно православные школы, такие, как наша гимназия имени Серафима Саровского. Востребованность гимназии быстро растет, и если задуматься, в чем секрет ее успеха, то можно сделать интересные выводы. 

Дело в том, что конкурс среди подготовишек - кандидатов в гимназисты с каждым годом все больше, и проблема отбора желающих поступить в первый класс -  это один из самых острых вопросов, которые поднимали на встрече с владыкой и родители, и учителя. Какие тут могут быть критерии? Или отдавать предпочтение детям прихожан, или ориентироваться на способности учеников, поскольку программа обучения насыщенная и сложная. Администрация гимназии выбрала второй вариант, и владыка, кстати, одобрил его, мотивировав, что «иначе мы можем замкнуться на себе и превратиться в секту».

Второй вариант, казалось бы, должен обернуться выхолащиванием собственно «православия», поскольку все больше детей приходит из семей не просто невоцерковленных - далеких от любой религиозности. Однако почему-то происходит наоборот - постепенно и нескоро, цыплячьими шажками вместе с ребенком начинают меняться его родители. Не внешне - юбки, платки и бороды вовсе не свидетельство преображения. Души, обращенные к правде, румянятся.

Как это происходит - не объяснишь рационально. Возможно, все дело в том, что мамы и папы задумываются над тем, почему ребенок счастлив в гимназии (в том, что это действительно так, несложно убедиться). И делают для себя открытие, что любой порок - это гнетущая кабала, а свобода как раз в праведности, что дети просто надышаться не могут озоном чистоты, которого так не хватает в современной жизни.

А возможно, это просто исполняются детские молитвы, которые гимназисты дружно творят каждое утро. Ведь молитва - это не набор заклинательных формул. Это чистосердечное обращение к Богу, как к отцу: «Папа, дай, пожалуйста…». И это - любой хоть раз в жизни молившийся подтвердит - акт гораздо более действенный, чем любая благочестивая риторика.

Как раз молитва - это то, чем принципиально отличается гимназия от прочих школ. Даже в школе № 15, где в этом году набрали первый класс с углубленным изучением православной культуры, недопустимы никакие религиозные отправления, потому как учреждение светское.

Правда, жизнь здесь, бывает, вносит свои коррективы. Так, в одной московской школе свернули курс ОПК после того, как одна мамочка пожаловалась, что ребенок начал молиться - мальчик после сугубо светского рассказа о Благовещении плакал над календариком с изображением Богородицы и просил Ее, чтоб папа вернулся домой. И мама испугалась, что ребенок получил порцию «опиума для народа».

Вот зря она, честное слово. Человек, который выстраивает свои, личные взаимоотношения с Богом, меньше подвержен внушению, чем тот, для кого душа, вера, церковь – это удел таинственных попов и покойников. И если вдруг на наших глазах начнет разворачиваться сценарий «Легенды о Великом инквизиторе», то именно секулярное общество сыграет зловещую роль толпы, готовой повиноваться и вновь кричать: «Распни, распни Его!».

Евгения Павлычева

Газета «Воскресные вести» № 9 (96), октябрь 2009 г.